В год 200-летия со дня рождения Шандора Петефи 15 марта 2023 года в Хевизе на улице Петефи (Petőfi) был открыт памятник поэту работы местного скульптора из города Кестхей господина Тибора Тури Тёрёка (Túri Török Tibor). 

Национальный венгерский праздник 15 марта пронизан, прежде всего, ценностями демократии и свободы и призван чтить память венгерской революции 1848−1949 годов, одним из руководителей которой был национальный поэт Венгрии Ша́ндор Пе́тёфи (венг. Petőfi Sándo, родился 1 января 1823 г. в Кишкёрёше). В этом году широко отмечается 200-летний юбилей поэта.

Репортаж Хевизского телевидения

*

История в лицах. Шандор Петёфи

Аркадий Кузнецов

Шандор Петёфи (Александр ПЕтрович, 1 января 1823 г. − 31 июля 1849 г.).

Места жизни и деятельности: Кишкерёш, Кишкунфеледьхаза, Банска-Штьявница, Банска-Бистрица, Пешт, Вац, Шопрон, Кечкемет, Грац, Загреб, Пожонь (Братислава), Сатмар, Дьор, Озора, Папа, Секешфехервар, Дебрецен, Буда, Фехередьхаза, Ужгород, Мукачево, Берегово.
Происхождение: по отцовской линии − из земанов Венгерского королевства, славян (словаков и сербов), по материнской − из словацких крестьян.
Наставники: М.Верёшмарти. Я.Арань.
Семья: жена − Юлия Сендреи, сын − Золтан.
Друзья, соратники: М.Йокаи, Я.Ирини, Л.Кошут, П.Вашвари, Я.Видац, Ю.З.Бем.

Литература: Д.Ийеш. Шандор Петёфи. М. 1972.

Двадцать шесть с половиной лет прожил человек, широко почитаемый в Венгрии и хорошо известный всем, кто интересуется европейской поэзией. Вспомним: столько же фактически прожили в те же годы Лермонтов и Бараташвили − такие же ярчайшие метеоры второго поколения романтиков, со сходным с Петёфи мироощущением. Есть и такое мнение − Петёфи для Венгрии немножко Байрон, немножко Пушкин, немножко Роберт Бёрнс.
Хорошо написал в своей книге Дюла Ийеш:
«Голоса великих поэтов не раздаются нежданно − словно божественное откровение, словно гром среди яс­ного неба. В жизни народов можно проследить издале­ка начало мучительных схваток, предшествующих рождению великого сына. Нация, большая семья, заранее готовится к событию».

Мы давно не говорили подробно об истории Венгрии. Можно вспомнить, что к началу XVIII века страна окончательно освободилась от османского ига, но полностью перешла во владения Австрии. При проведённых реформах неизменным осталось крепостное право и отсутствие национально-культурной автономии. «Просвещённый» император Иосиф при всех своих достоинствах считал, что его многонациональные подданные должны усвоить немецкоязычную культуру.
Как вообще воспринималась в Европе Венгрия? Как полуэкзотическая страна. Снова обратимся к Дюле Ийешу:
«В то время, когда появился на свет наш герой, проис­хождение венгров было покрыто густым туманом. Одни ученые называли венгров потомками шумеров − дейст­вительно, немногие сохранившиеся до нас шумерские
слова поразительно естественно звучат для мадьярского уха; другие находили родство с басками, с японцами − ибо языки это агглютинативные, как и венгерский, они так же приращивают суффикс за суффиксом к корню слова. Крестьянство называло себя народом короля Аттилы, − впрочем, начиная со средневековья, той же точ­ки зрения придерживались и книжники, пока западные их коллеги не дали им понять, что Аттила хотя и был, очевидно, достославный король, но слава его на запа­де воспринимается несколько иначе, да и воины-гунны в глазах европейских народов − вовсе не те стройные красавцы и мужественные герои, какими жили они в воображении венгерского народа и венгерских поэтов».
И в то же время полунищая Венгрия оказалась в годы наполеоновских войн одним из самых мирных уголков Европы. Помещичьи хозяйства стали процветать за счёт внешней торговли хлебом и продуктами скотоводства. Свободные люди стали более зажиточными, появились стимулы для развития культуры. Эпоха романтизма пробудила национальное сознание. До этого времени письменная культура Венгрии была в основном… латинской. «Нет ничего удивительного в том, что в Венгрии ла­тинская культура была исключительно обширна и уко­ренилась особенно глубоко; именно венгерские поли­тические деятели, венгерские ученые были наиболее отъединены от остального мира, заперты в родном своем, с другими несхожем, языке; ведь, пользуясь им, они не могли бы обмениваться мыслями даже с ближай­шими соседями. По той же причине латинская культура в Венгрии удерживалась дольше, чем в других странах. На родном языке продолжал изъясняться только народ да поэты. Увлеченная делами общественными, венгер­ская молодежь даже якобинские песни французской революции распевала по-латыни.» Именно поэты создали новый венгерский литературный язык. Целая их плеяда появилась в 10-20-ые годы XIX века − Бержени, Вёрёшмарти и другие.

Про поэта говорят, что он появился на свет с последним выстрелом пушки в Буде, возвещавшим Новый, 1823 год. Правда, его родные пушки не слышали − они жили в Кишкёрёше.
Отец, Стефан ПЕтрович, был из низших дворян − земанов, сербского (или словацкого?) происхождения. Сербы и словаки спорят… Он занимался торговлей скотом. Мать, Мария Грузова, происходила из словацкой крестьянской семьи. С рождения мальчик официально звался Александр Петрович.
С годовалого возраста Шандор жил в городе Кишкунфеледьхаза.
Первый стихотворный экспромт мальчика в шесть лет: «Ну и попы! Каждому жену дают, сами без жены живут».
Хоть юноша был славянского происхождения, в годы учёбы он усвоил, как свой, венгерский язык. Став писать по-венгерски, он публиковался под именем Шандор Петёфи. В возрасте пятнадцати лет он свободно владел пятью иностранными языками.
Семья разорилась. Шандор был вынужден оставить лицей в Банской Штьявнице.
Странствия по родным и ближним краям занимали большую часть времени в недолгой жизни поэта. Вначале это была эпопея недолгой военной службы, на которую юноша пошёл, став в 16 лет почти нищим.
Работал странствующим актером, репетитором, переводчиком и писарем.

Был на службе я у Марса,
И к Талии я нанимался…
Меня любили, уважали,
То сам сбегал, то в шею гнали.
(Пер. Леонида Мартынова)

Наконец, в мае 1842 г. в журнале «Atheneum» печатают впервые его стихотворение под именем «Александр Петрович». 3 ноября вышло первое произведение, подписанное «Шандор Петёфи».
В 1844 году он пешком прошёл из Дебрецена в Пешт, где впервые был опубликован сборник его стихов. Книга вышла при помощи Вёрёшмарти.

Всю дорогу к дому думал:
«Что скажу я маме,
Ведь ее, мою родную,
Не видал годами?

И какое слово дружбы
Вымолвлю сначала −
Ей, которая мне люльку
По ночам качала?»

Сколько выдумок отличных
В голове сменялось!
И казалось − время медлит,
Хоть телега мчалась.

Я вошел. Навстречу мама!
Не сказав ни слова,
Я повис, как плод на ветке
Дерева родного.

С отцом мы выпивали,
В ударе был отец.
Храни его и дале,
Как до сих пор, творец!
(Пер. Бориса Пастернака)

В годы ранней юности Петёфи исходил в поисках работы всю Венгрию, как и герои его поэм…
В образованном обществе вспыхнули ожесточённые споры о ворвавшемся в литературу юноше. Необычными для Венгрии казались простонародный язык стихов, их образы, идущие из фольклора. Особенно показательна, конечно, поэма-сказка «Витязь Янош»(1844 г.). Её сюжет может напомнить «Руслана и Людмилу» Пушкина, но романтический эпос о богатырских подвигах здесь ближе к крестьянскому фольклору.
Герой поэмы, крестьянский сын Янчи Кукуруза, в борьбе за свою избранницу Илушку, одолевая великанов и других сказочных чудовищ, добирается до волшебной страны и там обретает счастье. При этом автор даже с улыбкой пародирует романтические приключения нарочитыми нелепицами: на пути Янчи-Яноша − утопающая в снегу Италия, через горы Индии гусары, в войско которых вступает герой, попадают во Францию, где бьются с напавшими на страну турками, а оттуда Янош пытается вернуться на родину по бескрайнему морю…
Витязь Янош − это во многом сам поэт, как и герой поэмы «Апостол». Это отражается даже в его имени Сильвестер: 1 января (когда родился Петефи) венгры празднуют День св. Сильвестра.

Ты превосходна, жизнь актера!
Так скажут все, кто жил тобой,
Хоть подло на тебя клевещет
Злословье, людоед слепой.
И не без горьких колебаний
Я снял актерский мой венец.
Конец романтике скитаний
Всем приключениям конец!
(Пер. Вильгельма Левика)

Синие глаза? Прекрасно!
Черны очи? Соглашусь!
Ну, а если с обаяньем
Доброта войдет в союз…
Вот такую дай мне, боже!
И не важно – будь она
Бледнолица иль румяна,
Белокура иль черна!

Петефи настолько последователен в своих взглядах, что, скажем, всем сердцем ненавидит Горация − за то, что тот писал стихи Меценату. По сходным причинам (близость к власти) он развенчивает Гете. Зато до небес превозносит Байрона, Шелли и − Беранже.

В пустыне знойной страждем мы,
Как Моисей с его народом, −
За божьим огненным столпом
Он шел по землям и по водам.
А ныне огненным столпом
Поэт людей ведет в пустыне….
(«Поэтам XIX века». Перевод В. Левика)

Петёфи в 1846 году вступил в «Общество десяти». Деятельность эта в основном протекала в рамках разговоров и споров за столиками кафе. Местом собраний радикально настроенной венгерской молодежи служило кафе «Пильвакс» в Пеште, где Петефи скоро стал центральной фигурой, вождем и заводилой.
Дочь управляющего имением, Юлия Сендреи была воспитана на романах Жорж Санд и стихах Генриха Гейне.
«Нынче у меня праздник! − этими словами начинается предисловие, которое к сожалению, так и не было напечатано в книге. − Сегодня, 1 января 1847 года, мне исполнилось 24 года, я достиг совершеннолетия. У меня вошло в привычку в день Нового года (тем более, что он является и днем моего рождения) перебирать в памяти весь истекший год; но сегодня я представил себе не только этот год, а и всю мою жизнь, весь мой писательский путь…»

Я тебя старался

Навсегда забыть,
Почему ж в мечтах ты
Продолжаешь жить?

Почему встаешь ты
Вновь передо мной −
С черными глазами,
С черною косой?

Почему я помню
Светлый образ твой,
Почему он вьется
Вечно предо мной?

Послана ты злою,
Дивною звездой,
Что суда уводит
В море за собой.

Со звездою злою
Вдаль плывут суда
И в водоворотах
Гибнут без следа.

Для чего я снова
Встретился с тобой,
Если ты исчезла,
Словно сон ночной?

И ко мне на душу
Цепь легла опять.
Кто протянет руку,
Чтобы цепь сорвать?

Коль и впрямь ты любишь,
Коль должна любить,
Обо всей вселенной
Ты должна забыть.

«…люблю тебя безгранично, больше, чем это можно выразить словами… Теперь моя судьба уже в твоих руках… Мари, ангел мой, помоги, не дай погибнуть…»
«Адресованную мне книгу, − писала она Петефи, − я получила и переслала Юлии… Мы с Юлией так дружны, что читаем в душах друг у друга, мы делимся с ней своими чувствами, и поэтому я знаю, как горячо вас любит Юлия… Вы сами должны наладить то, что испортили своим долгим отсутствием, приезжайте как можно скорее. Вы будете счастливы, ибо ваше присутствие осчастливит Юлию. Знаете ли вы, почему Юлия не отвечает на ваши письма? Потому, что она обещала это своему отцу… Можете себе представить, как она страдает… Родители ее готовы на все, лишь бы Юлия отказалась от вас. Но любовь ее сильна, и не такие еще испытания может она выдержать. Никому не под силу оторвать друг от друга горячо любящие сердца… стало быть, приезжайте…»
«думала так, − писал Эндре Ади в своем труде «Петефи не примиряется», − достаточно того, что Петефи унесет ее в городскую жизнь с ее лихорадочностью, сенсациями, свободой, мужчинами, победами. И когда Юлия согласилась вверить Петефи свою драгоценную жизнь, думая, что любит одного его, тогда она, в сущности, вернулась к тому, что ей подсказывали инстинкты, к тому, что один только Петефи может увести ее туда, куда влекут ее мечты».

«Славная, славная девушка! Тебя искал я с самой юности моей. Приближаясь к каждой женщине, я склонялся ниц и боготворил ее, думая, − что это ты. И, только стоя уже на коленях, замечал, что это не ты, что вместо истинного божества я боготворил идола… Тогда я подымался и шел дальше. И, наконец, нашел тебя. Ты − сладостная капля, исцелившая мою душу, которую так долго жгла и сушила своим зельем отравительница-судьба. Слава богу, противоядие пришло не слишком поздно.
Славная, славная девушка!
Ей предстояло выбрать между родителями и мной.
Она избрала меня.
Она, кого родители берегли как зеницу ока, с самого детства предупреждая и исполняя все ее желания, никогда не сказав ей дурного слова… А кто был я? Неведомый пришелец, которого забрызгали грязью предрассудки и стрелами исколола клевета… Я даже не успел сказать ей: «Я не такой, каким кажусь, каким мир хочет видеть меня!» И все-таки она избрала меня! О, в этой девушке живет сердце, которое видит чистые жемчужины под замутненной поверхностью моря. Да будет имя ее благословенно так же, как она благословила меня».
«Мы венчались по-средневековому, романтично: рано утром в часовне эрдёдского замка. И я и моя невеста хотели придать своим лицам подобающее серьезное и торжественное выражение, но это никак не удавалось, мы непрестанно улыбались друг другу… Когда все свадебные фокусы окончились, мы сразу же сели в коляску и понеслись в Колто… Эта деревня − имение одного моего друга… Он уступил нам свое жилье, чтобы мы провели там медовый месяц…»
«медовый месяц его протянулся до самой могилы».

Любовь и свобода −
Вот все, что мне надо!
Любовь ценою смерти я
Добыть готов,
За вольность я пожертвую
Тобой, любовь!
(Перевод Л. Мартынова)

И − новые странствия, связанные с записью фольклора, что в это время делала вся культурная Европа. Летом 1847 года Петефи побывал на Закарпатье, посетил Ужгород (Унгвар), Берегово (Берегсас), Среднее, Мукачево (Мункач), Бадалово. В Берегове поэт находился несколько дней и занимался сбором народных песен и других фольклорных материалов. Поэт находился в Мукачевском замке, который в то время был жуткой тюрьмой.

13 марта 1848 года «12 пунктов» были переданы австрийскому престолу.
Из кафетерия Петефи с небольшой группой своих последователей направился в университет, где собрал студентов, а затем − в типографию. «Национальная песня», напечатанная в виде листовки, расходилась по рукам.
Стихи необычайно вдохновили участников выступлений в Пеште.
«Национальная песня» и в наши дни часто исполняется в Венгрии как, по существу, третий гимн страны (после «Гимна» на стихи Колчеи − главного официального гимна и «Призыва» на стихи Вёрёшмарти − второго полуофициального).

Встань, мадьяр! Зовет отчизна!
Выбирай, пока не поздно:
Примириться с рабской долей
Или быть на вольной воле?
Богом венгров поклянемся
Навсегда −
Никогда не быть рабами,
Никогда!
(Перевод Л.Мартынова)

День начала революции, ставший неожиданностью даже для тех, кто выходил на улицу, стал, безусловно, звёздным часом молодого поэта.
Далее событиями руководили уже не юношеский радикализм, не юношеские эмоции, а политика и политики − прежде всего великолепный оратор и тактик Лайош Кошут.

«…только не ждите, что я стану превозносить вас до небес, потому что тогда я нагло врал бы вам. Честью клянусь, вы не самые лучшие люди или, по крайней мере, не были таковыми до сих пор. До 15 марта вся Венгрия была страной лакейской, по-собачьи подобострастной, и вы в этих доблестях были скорее в числе первых, чем последних». И − проиграл выборы.
В сентябре 1848-го Петёфи вступил в революционную армию (Гонвед).

Старый год, итак, уходишь?
Порожнем уходишь? Стой!
Под землею − мрак могильный,
Надо бы туда светильню −
Песнь мою возьми с собой.

Вновь, испытанная лира,
Службу я тебе задам.
Ты со мной с поры ребячьей, −
Что же нам сказать в придачу
К прежде сказанным словам?

Если славилась ты звуком,
Оправдайся пред молвой.
Заслужи былое мненье
И торжественность мгновенья
Звука важностью удвой.

Ну а вдруг последний вечер
Это на твоем веку?
Может быть, потрогав струны,
В угол я тебя засуну
И назад не извлеку?

Я в солдаты записался
И на поприще большом
Распрощусь с тобой покуда
И стихов писать не буду −
Или только палашом.

Ну, так разбушуйся, лира!
Выйди вся из берегов.
Пусть струна с струною сцепит
Смех и стон и плач и лепет,
Спутай жизнь и смерти зов!

…И вот в сорок девятый год
Вступает Венгрия, в борьбе изнемогая.
Зловещей тьмой закрытый небосвод
Не погасил звезды родного края.

Пускай моя изранена рука −
Она сжимает рукоять клинка.
И каждый мой удар оставит след −
Кровавую печать на много лет.

И снятся мне и милы мне
Чудеснейшие сны мои.
Мой верный ангел снится мне −
Ты грезишься, любимая.

Суд свершается, − последний
Пробил час.
Я его спокойно встретил,
За отчизну не страшась.

В январе поэт становится адьютантом генерала Бема, поляка, в Польше воевавшего за свободу Польши, в Португалии за свободу Португалии, в Венгрии за свободу Венгрии.

Мы ли дрогнем! Старый Бем
ведет нас,
Вольности испытанный
солдат.
Мстительным багрянцем нам
сияет
Остроленки гибельный закат.

Последнее стихотворение Петёфи:
Ужаснейшие времена!
Кошмарами полна страна….
Быть может, был
Приказ небес,
Чтоб все это случилось.
Чтоб отовсюду кровь лилась!
О, так и есть! Ведь против нас
Полмира ополчилось!

Его последний бой был 31 июля близ Шегешвара (Сигишоара). Информация о смерти в сражении при Шегешваре основывается на дневниковой записи русского военного врача.

Г.Гейне. «В октябре 1849 года»

А Лист? О, милый Франц, он жив!
Он не заколот в бойне дикой,
Не пал среди венгерских нив,
Пронзенный царской иль кроатской пикой

Пусть кровью изошла страна,
Пускай раздавлена свобода,-
Что ж, дело Франца сторона,
И шпагу он не вынет из комода.

Он жив, наш Франц! Когда-нибудь
Он сможет прежнею отвагой
В кругу своих внучат хвастнуть:
«Таков я был, так сделал выпад шпагой».

О, как моя вскипает кровь
При слове «Венгрия»! Мне тесен
Немецкий мой камзол, и вновь
Я слышу трубы, зов знакомых песен.

Опять звучит в душе моей,
Как шум далекого потока,
Песнь о героях прошлых дней,
О Нибелунгах, павших жертвой рока.

Седая быль повторена,
Как будто вспять вернулись годы.
Пусть изменились имена −
В сердцах героев тот же дух свободы.

Им так же гибель рок судил:
Хоть стяги реют в гордом строе, −
Пред властью грубых, темных сил
С быком вступил в союз медведь,

Ты пал, мадьяр, в неравном споре,
Но верь мне − лучше умереть,
Чем дни влачить, подобно нам, в позоре.

«Франц-Иосиф без всякого права, то есть как убийца, ступил своим сапогом в Венгрию. На помощь он позвал сообщника, царя Николая, тем самым еще более нару­шив всякое право. Их ответственность, следовательно, очевидна. Ну, а тех, кто убивал по приказу этих убийц, то есть с ними заодно? Это поистине огромный вопрос.
Вопрос о правах и ответственности индивидуумов, со­ставляющих общество…»
Петёфи не был найден убитым на поле. Это породило слухи о том, что он жив. По одной версии, он скрылся инкогнито в Америке. По другой (популярной в конце 1980-ых годов) − оказался в ссылке под чужим именем в Забайкалье, где якобы его узнал кто-то из венгров. Несколько раз эксгумировались его «останки»… Эта легенда, в результате которой появились даже могильная плита с именем Петёфи в селе Баргузин и убеждения двух семей, что они потомки Петёфи от его сибирской жены, ещё требует серьёзного изучения. Не раз поэта «видели» на родине…
Юлия долго не могла поверить в гибель мужа, поехала в Трансильванию и искала его. Затем, в 1850 году убитая горем молодая женщина нашла друга в лице историка Аранда Хорвата и второй раз вышла замуж. Ей пришлось пережить после этого обвинения в «предательстве» Петёфи… Незадолго до смерти она продиктовала письмо отцу: «отец сказал, что я буду несчастна с Шандором. Ни одна женщина ещё не испытывала такого счастья, какое я испытывала, когда была вместе со своим Шандором. Я была его королевой, он обожал меня, а я обожала его. Мы были самой счастливой парой в мире, и если бы судьба не вмешалась, мы были бы ещё такими».
Во втором браке Юлия не была счастлива, умерла всего в 40 лет. Ненамного пережил её Золтан, уйдя из жизни своём молодым. В Венгрии есть памятник жене и музе поэта.

Почитание Петёфи в Венгрии началось открыто с достижения автономии в 1867 году.
Самое известное скульптурное изображение поэта − «Странствующий Петёфи» выполнено Жигмонтом Кишфалуди-Штроблем к столетию его гибели.
Именем Петёфи названы улицы и площади в большинстве городов Венгрии, Трансильвании и Южной Словакии, центральная площадь Ужгорода.
В Будапеште есть мост, музей и библиотека его имени, а также радиостанция и существовавшее в 1876-1944 годах творческое объединение. Мемориальный дом-музей Ш. Петёфи работает в родном Кишкёрёше. Музейный комплекс включает в себя такие достопримечательности, как дом, в котором родился поэт, словацкий деревенский дом и так называемый «парк скульптур» из 14 скульптурных портретов крупнейших поэтов разных стран, переводивших Петёфи.
Лучший переводчик Петёфи на русский язык − Леонид Мартынов. Венгерская скульптура остаётся единственным в мире памятником Л. Мартынову.